11:37 Французский регуляционизм как направление современной экономической мысли | |
| В течение длительного времени ведется поиск теоретической конструкции, способной приблизить науку к адекватному отражению специфики наблюдаемых в России трансформаций; вывести на- конкретные рекомендации, позволяющие снизить общественные издержки при реформировании нашего общества. Полагаем, что одним из плодотворных направлений такого поиска, является критическое осмысление различных вариантов современного институционализма, заслуга которого –доказательство того, что результаты любых преобразований во многом обусловлены влиянием институционализма, заслуга которого –доказательство того, что результаты любых преобразований во многом обусловлены институциональной средой, в которой они осуществляются. При этом, основное внимание представителей отечественной науки сосредоточено на работах англоязычных авторов,развивающих неоинституциональную проблематику. Однако наряду с, несомненно, значимыми исследованиями неоинституционализма, в основе которых лежат открытия Р. Коуза, О. Уильямсона, Д. Норта, существуют подходы,сконцентрированные на учете конкретно-исторической специфики институционального дизайна, что делает их изучение особенно актуальным для России. Примером таких исследовательских программ является французская школа регуляции. Развивая взгляды, которые можно охарактеризовать как историческую макроэкономику, она, во-первых, продолжает традиции старого институционализма с упором на историческую обусловленность институтов. Во-вторых, дистанцируется от новых институционалистов, рассматривающих институты в основном на микроуровне. Теория регуляции не претендует на характеристику всех проблем. Ее заслуга видится нам в постановке совокупности вопросов, которые прежде игнорировались в теории и практике институциональных преобразований. Именно французским регуляционистам принадлежит первенство в глубокой проработке проблемы иерархичности институциональной системы и комплементарности институциональной архитектуры. Опираясь на наследие Д. Коммонса, они также конкретизировали и развили представления о компромиссной сущности институтов. Нельзя не отметить и того, что в рамках этой школы еще задолго до начала мирового кризиса был поставлен вопрос об изменении места и роли финансовой составляющей в источниках экономического роста. Возникнув на фундаменте неомарксистской концепции фордизма, регуляционизм впоследствии, значительно расширил поле своих теоретических исследований. Сегодня они включают анализ широкого круга проблем современной экономики. Это,например, выявление особенностей современного этапа развития международных экономических отношений, анализ роли финансовой сферы в современной экономике, основные направления структурных трансформаций, исследование воздействия территориального фактора на развитие современного общества, экологической составляющей в институциональной архитектуре. Полагаем, что методология данной научной школы позволяет по-новому взглянуть на многие проблемы современного этапа развития не только мировой экономики, но и российского общества. Степень научной разработанности проблемы. Несмотря на наличие в отечественной литературе большого числа публикаций, посвященных анализу и развитию неоинституциональной теории, работ, посвященных французской разновидности институционализма практически не существует. В 1997 г. в журнале «Вопросы экономики» вышла подборка статей под рубрикой «Современный французский институционализм», где наряду с работами французских авторов (Л. Тевено, О. Фаворо, Ф. ЭмарДюверне) были опубликованы статьи А. Олейника и Р. Кумахова. Однако, все они рассматривали французский институционализм исключительно сквозь призму анализа школы конвенций. Аналогичное представление формирует и учебник А. Олейника «Институциональная экономика», а также монография И. Розмаинского и К. Холодилина «История экономического анализа на Западе» (2000 г.). Но школа конвенций это лишь один из вариантов французского институционализма. И хотя теория регуляции и школа конвенций имеют точки соприкосновения, это два самостоятельных научных направления, решающие специфические задачи. Единственным, известным нам исследованием, в котором регуляционизм выделяется в качестве самостоятельной школы французского институционализма, отличной от конвенционализма, является монография В.Я. Гугняка «Институциональная парадигма в политической экономии на примере Франции» (1999 г.). Однако, специфика этого направления рассматривается автором исключительно на основе анализа работы М. Аглиетта, написанной в 1984 г. совместно с А. Брандером «Метаморфозы общества наемного труда» и монографии Р. Буайе «Теория регуляции. Критический анализ», переведенной на русский язык в 1997 г. Основное же внимание уделяется теории доминирующей экономики Ф. Перру и социологической концепции экономической науки, представленной, прежде всего, в работах Ж. Маршаля и А. Маршаля. Вместе с тем, в указанной монографии сделан важный, с нашей точки зрения, вывод, что французский институционализм еще во времена Перру имел ярко выраженный инструментальный и прикладной характер. На более конкретном уровне французский регуляционизм освещается в работе А.В. Шевчука «Постфордистские концепции (критический анализ)», вышедшей в Казани в 2000 г. Но теория регуляции рассматривается здесь в рамках анализа различного рода постфордистских концепций. Более широко теория регуляции представлена в ряде переводных работ представителей французского регуляционизма. Это, прежде всего, упомянутая монография Р. Буайе; монография М. Аглиетта и А. Орлеана «Деньги между насилием и доверием» (2006); монография Ж. Сапира «К экономической теории неоднородных систем: опыт исследования децентрализованной экономики» (2001), написанная специально для российского читателя. Список публикаций завершают переводные статьи Б. Шаванса «Эволюционный путь от социализма» («Вопросы экономики» 1999 г. № 6) и «Типы и уровни правил в организациях, институтах и системах» («Вопросы экономики» 2003 г. № 6), а также И. Самсона «Три этапа перехода постсоциалистической экономики к рынку» («МЭ и МО» 1993 г. № 9). На основе анализа процесса реформирования российской экономики, Буайе отмечает, что политика почти полного отстранения государства от рыночных преобразований исходила априори из предположения, что рынок обладает способностью не только самовосстановления равновесия, но и самоинституционализации. Однако, даже в экономиках, где рынок имеет давние и прочные корни, всегда предполагается участие институтов власти, важнейшая задача которой определение правил функционирования экономики и контроль за их соблюдением. С позиций мейнстрима, противоречия, с которыми столкнулась Россия при переходе к рынку, рассматривались как «неожиданные» или «непредвиденные» факторы, затрудняющие «в целом правильный» процесс движения к поставленной цели. В рамках такого видения, предполагалось, что импорт западных институтов обеспечит формирование если не идентичной, то, по крайней мере, однотипной западной, институциональной конфигурации. Однако оказалось гораздо проще создать в России биржи, нежели всестороннюю законодательную базу, регулирующую права собственности, а также финансовую систему, обеспечивающую прозрачность рынка. Представители регуляционизма объясняют этот «парадокс» тем, что важнейшим фактором пробуксовки российских реформ стала гипотеза реверсивности институциональных реформ, т.е. игнорирование необходимой последовательности формирования институтов рыночной экономики и структурных трансформаций. Так, оценивая опыт российских трансформаций, Р. Буайе приводит в качестве иллюстрации образ перевернутой пирамиды, основанием которой служит острый угол. Очевидно, что в западных экономиках созревание институтов капитализма было многоступенчатым, охватывало несколько веков, включая множество проб и ошибок, кризисов и периодов восстановления. В результате, современные наиболее сложные формы основаны на фундаменте более простых, но основополагающих, институтов (право, частные и публичные финансы, кредитная система). В основе стабильности институциональных систем Запада во многом лежит прочность исходных институтов, в своем системном единстве обеспечивающих сопротивляемость всего институционального здания. В России, напротив, были провозглашены наиболее утонченные орудия финансового управления в условиях не определенной системы прав собственности, сомнительных и ненадежных принципов управления фирмами, отсутствуя кредитной системы как таковой[24]. Результат такой политики хорошо известен: над шумпетерианским предпринимателем одержал верх спекулянт, а над прозрачностью и эффективностью в распределении капитала – преднамеренные нарушения и захват ресурсов и капитала небольшим количеством «наиболее активных» и «информированных» индивидов. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |